Tweet
Re: Is Russia an ally or foe, nowadays?
Московский договор большевиков и кемалистов: факты и интерпретации
На страницах некоторых популярных российских интернет-изданий продолжают активно освещаться различные аспекты формирования в начале 1920-х годов политической карты Советского Закавказья. Бурный, но недолговечный роман большевистской России с кемалистской Турцией, кульминацией которого явилось заключение в 1921 году Московского, а затем и Карсского договоров, является предметом оживленных дискуссий. В изобилии публикуются новые документы, отражающие напряженную дипломатическую работу и различные тенденции внутри большевистского руководства.
«1921: армяне недовольны Московским договором» – так называется статья Джамиля Гасанлы, опубликованная некоторое время назад на сайте информационного агентства Regnum. Сперва в материале описываются нюансы отношений большевиков Азербайджана с кемалистами, однако затем автор переходит к главному «блюду» – якобы имевшим место со стороны руководства Советской Армении (в частности, наркома иностранных дел А. Бекзадяна) попыткам подвергнуть этот договор ревизии. А чуть позже на этом же ресурсе появляется статья, подписанная Яной Вернер, основная суть которой сводится к призыву, адресованному армянской элите, осознать, что «советизация Армении спасла их страну [Армению] и расширила территорию по сравнению с тем, что она имела бы, не вступи Красная Армия на территорию этой страны».
Как известно, Армения и армянский народ попали в 1920-1921 гг. в исключительно сложное положение, оказавшись между большевистским «молотом» и кемалистской «наковальней». Пока ушедшая в 1918 году с Кавказа и охваченная Гражданской войной Россия была далеко, у армянских руководителей (как, впрочем, и у их грузинских и азербайджанских коллег) не было иного выхода, кроме как обивать пороги «высоких кабинетов» в Лондоне, Париже, Вашингтоне и Нью-Йорке. Разумеется, армянские дипломаты и тем более деятели национального движения не были столь же искушены в циничных интригах, как их американские и европейские контрагенты. Они, скорее всего, даже представить себе не могли, что Севрский договор, на который возлагалось столько надежд, мог рассматриваться Западом в качестве средства приглашения кемалистов к «конструктивному диалогу» (см.: Д. Оганян. Иллюзии Севрского договора, в кн.: «Стереотипы армянской историографии». Ер. 2010). И, тем не менее, как только к 1920 году явственно обозначилась перспектива возвращения новой, уже Советской России на Кавказ, власти независимой Армении предлагают ей вступить в переговоры (телеграмма А. Оганджаняна Г. Чичерину, 4 мая 1920 г.).
Однако «миссия Шанта» закончилась неудачей вследствие протестов непримиримых кавказских большевиков и начавшегося форсированного сближения с кемалистской Турцией. При том, что отношения Москвы с ангорским правительством вовсе не были идиллическими, имели место тайные переговоры с лидером турецкого национального движения Кемаль-пашой относительно использования в ходе советизации Армении турецких войск. За возможное содействие ему была обещана военная помощь против англичан. В ходе армяно-турецкой войны 1920 года, завершившейся советизацией Армении, в Москве заняли скорее выжидательную позицию. «Если Александрополь будет взят, наиболее вероятной считаю комбинацию о максимальных требованиях… во всяком случае, придется действовать по обстановке. Все зависит от того, какую позицию займут турки в связи с переговорами с Антантой…» (из телеграммы И. Сталина Г. Чичерину, 8 ноября 1920 г.) «…Возможно, что с Арменией уже опоздали, т.е. ее скушает Кемаль раньше, чем мы подоспеем…» (из телеграммы И. Сталина В. Ленину, 15 ноября 1920 г.).
Количество жителей Армении, только убитых и умерших от голода в ходе турецкой оккупации 1920 года, превысило 160 тыс. чел. По далеко не полным данным, было увезено и уничтожено армянского имущества и ценностей на 19.743.680 руб. золотом (сведения от учревкомов о зверствах и убытках, причиненных турецким командованием Армении. 1921 г.). Впоследствии ситуация осложнялась авантюристическими действиями представителей Армревкома «первого призыва», зверства которых не остались без внимания даже со стороны Кавбюро ЦК РКП (б). «По сообщению многих товарищей, в районе Ваших действий производятся бессмысленные расстрелы, расстреливают пленных и т.д. Категорически настаиваю быть сугубо осторожным и ни в коем случае не трогать пленных, и вообще я считаю совершенно недопустимым метод террора, сплошного запугивания населения…» (из телеграммы Г. Орджоникидзе Г. Атарбекову, 18 марта 1921 г.).
Одержимость некоторых большевистских лидеров идеей экспорта «мировой революции» на мусульманский Восток, столь дорого обошедшаяся армянскому народу, была весьма грамотно использована турецкими националистами в целях укрепления своего финансового положения и военной мощи.
«Турецкая делегация заявила, что имеет императивный мандат заключить письменное, а не устное соглашение об оказании нами помощи оружием и золотом. Раньше она об этом не упоминала, и, вспоминая все разговоры и переговоры с ней, я убежден, что она это придумала теперь. Названная турками сумма в 150.000.000 рублей золотом есть, несомненно, запрос восточных людей. В прошлом году Бекир-Сами настаивал на 8.000.000 рублей. Центральный Комитет согласился выдать 7.000.000 рублей золотом… Ввиду того, что оружия мы можем дать очень мало, они настаивают на выдаче большой суммы золотом, чтобы они сами могли приобрести оружие. Этот пункт играет по существу громадную роль, ибо сближение с нами дает туркам очень мало реального, если мы им не помогаем таким ощутительным образом. Если им не помочь, они могут фактически увидеть себя вынужденными изменить свою политику… (выделено мною. – Авт.) (из телеграммы Чичерина Сталину, 10 марта 1921 г.). Под изменением политики, очевидно, имеется в виду постепенная переориентация кемалистских политиков и дипломатов на Антанту, что де-факто начало происходить сразу после удовлетворения турецких запросов и заключения Московского и Карсского договоров.
Одновременно явственно обозначается стремление Турции взять на себя «особую роль» в Закавказье, что не могло не тревожить Г. Чичерина, который, согласно Д. Гасанлы, якобы «никак не мог отказаться от политики раздела Турции». Думается, мифические намерения советского министра тут вовсе ни при чем; свою позицию он сам объясняет во многих телеграммах. «…Надо обратить внимание на то, чтобы в договоре с Азербайджаном не было тех невозможных, недопустимых статей, которые оказались в проекте, выработанном турками с Шахтахтинским, где Турция фактически выступала в роли протектора Азербайджана. Турки склонны присваивать себе роль протекторов над мусульманами всех стран. Этому никоим образом не следует потворствовать, и, в особенности, Азербайджан должен самым решительным образом отстаивать свою независимость от всякого рода попыток Турции брать на себя роль покровителей мусульман других стран…» (телеграмма Г. Чичерина Г. Орджоникидзе и М. Орахелашвили, 4 апреля 1921 г.).
Взвешенная позиция Г. Чичерина определялась как знанием истории вопроса, так и соображениями сугубо политического характера. Вряд ли кто-либо сможет утверждать, что у тревоги советского наркома не было серьезных оснований. Очень скоро лозунги о «коммунистическом братстве» и «мировой революции» (которые вряд ли кто-то из «ангорцев» изначально воспринимал всерьез) сменяются традиционным соперничеством в регионе, на этот раз уже Советской России и кемалистской Турции. По замечанию историка и публициста Э. Оганесяна, «братства-то и не намечалось, просто Кемаль Ататюрк водил за нос советских руководителей и при первом же удобном случае нырнул в противоположный лагерь, забрав с собой Армению от Карса до Киликии».
О соответствующих намерениях лидеров новой Турции было известно как минимум за несколько месяцев до заключения Карсского договора, о чем узнаем из беседы Сталина с корреспондентом «Правды».
«…Борьба кемалистов с Антантой и усилившееся на этой почве брожение в колониях Англии, с одной стороны, разгром Врангеля и падение Венизелоса в Греции – с другой, заставили Антанту значительно смягчить свою политику против кемалистов. Разгром Армении кемалистами при абсолютном «нейтралитете» Антанты, слухи о предполагающемся возвращении Турции Фракии и Смирны, слухи о переговорах между кемалистами и султаном, агентом Антанты, и о предполагающемся очищении Константинополя, наконец, затишье на Западном фронте Турции – все это симптом, говорящий о серьезном заигрывании Антанты с кемалистами и о некотором, пожалуй, сдвиге позиции кемалистов вправо…» (И.Сталин. Положение на Кавказе. «Правда», 30.11.1920).
Симптомы наметившегося перехода кемалистов в лагерь Антанты вынуждают большевиков несколько сбалансировать свою позицию уже в процессе подготовки Московского, а затем Карсского договоров. «По договору с турками, уже подписанному, Батум отходит Грузии… Постарайся сильным ударом изгнать турок из Батума, а потом объявить это недоразумением. Инициативу должно взять на себя командование; грузинское правительство должно молчать, остаться в тени…» (из телеграммы И. Сталина Г. Орджоникидзе, 19 марта 1921 г.) Несмотря на то, что за Арменией удается отстоять Александропольский округ, откуда турки эвакуироваться не хотели, в целом «новая граница закавказских республик создает крайне благоприятную стратегическую обстановку для вторжения турок в пределы Закавказья в ущерб обороне Закавказья и его жизненных центров. Оборона Закавказья должна поэтому свестись к обороне подступов к Тифлису и Баку, что вынудит очищение Эриванского и Александропольского уездов и означает для армянского трудового народа новое истребление остатков его…» (докладная записка А. Бекзадяна в Москву, 1921 г.) В статье Джамиля Гасанлы выборочно излагаются фрагменты заявления наркома иностранных дел Советской Армении А. Бекзадяна, развернуто, справедливо и обоснованно указывающего на ущербность положений Московского договора 16 марта 1921 года для интересов представляемой им республики, подчеркивая, что «Нарушение суверенных прав Советской Республики Армении не может быть оправдано указанием на интересы дела революции на Востоке… русская делегация не только считалась с фактом сюзеренных прав Грузии и суверенных прав Азербайджана на ту или другую территорию, но и брала их под свое покровительство и умеряла не в меру разыгравшихся кемалистов…» Что же касается Армении, то этого вовсе не наблюдалось: «...при переговорах с турками русская делегация пренебрегла принципом самоопределения народов, столь торжественно провозглашенным во всех актах и нотах РСФСР, имеющих первостепенное государственное и международное значение» (заявление главы делегации Советской Армении на Московской конференции А. Бекзадяна, 15 апреля 1921 г.)
«А что, собственно, ожидали армяне от Советской России? Того, что она ринется в ненужную для нее войну с Турцией и будет завоевывать для них Карс, Ван, Эрзерум и другие территории?.. Или того, что Москва и Ангора отдадут Армении населенный преимущественно азербайджанцами Нахичевань?..» – вопрошает «Яна Вернер». Исследование или хотя бы упоминание причин – а почему, собственно, сложилась подобная ситуация – остается за рамками ее трогательного пафоса. Ей важно лишний раз подчеркнуть «безальтернативность» авантюристического (несмотря на отдельные нюансы и последующее частичное отрезвление) в целом курса большевиков (включая многих армянских) в 1920 – 1921 гг. Разумеется, история не терпит сослагательного наклонения, и события, наступившие уже совсем скоро, показали истинное отношение кемалистов к недавним якобы «союзникам». Уже в ходе Лозаннской конференции 1923 года «новая Турция» отказалась от большинства своих обязательств по Карсскому договору. Дальнейшие события показывали, что и статьи о торговле тоже остались на бумаге. Очень скоро Турция вернулась к своей традиционной политике по отношению к России. На долгие десятилетия две страны вновь оказались по разные стороны баррикад – как во время Второй мировой войны, так и в период противостояния между блоками НАТО и Варшавского договора.
Советско-турецкое взаимодействие на Южном Кавказе в те далекие годы вполне понятным образом проецируется и на современные российско-турецкие и армяно-турецкие отношения. Главный вывод состоит в том, что каждая страна руководствуется исключительно своими национальными интересами; при этом публичные восторги и заверения относительно общности интересов играют, мягко говоря, второстепенную роль. Это становится очевидным при анализе нынешнего состояния современного российско-турецкого диалога, явно пробуксовывающего после пары лет нескончаемых комплиментов и заверений в «вечной дружбе» (чем не аналогия с событиями 90-летней давности, пусть и с поправкой на изменившиеся условия?). В свою очередь, Армении также необходимо извлечь уроки из событий 1920-1921 гг., чтобы не стать в очередной раз заложницей щедрых, но пустых обещаний со стороны далеких «великих держав».
Безапелляционный тон менее всего уместен при оценке сложных и трагических событий «актуального прошлого». Вряд ли некоторая сомнительная аргументация, содержащаяся в упомянутых выше материалах, будет способствовать укреплению позитивного информационного фона отношений России с государствами Южного Кавказа. Впрочем, по крайней мере, в одном «Яна Вернер» права – в современном мире можно рассчитывать исключительно на себя.
Московский договор большевиков и кемалистов: факты и интерпретации
На страницах некоторых популярных российских интернет-изданий продолжают активно освещаться различные аспекты формирования в начале 1920-х годов политической карты Советского Закавказья. Бурный, но недолговечный роман большевистской России с кемалистской Турцией, кульминацией которого явилось заключение в 1921 году Московского, а затем и Карсского договоров, является предметом оживленных дискуссий. В изобилии публикуются новые документы, отражающие напряженную дипломатическую работу и различные тенденции внутри большевистского руководства.
«1921: армяне недовольны Московским договором» – так называется статья Джамиля Гасанлы, опубликованная некоторое время назад на сайте информационного агентства Regnum. Сперва в материале описываются нюансы отношений большевиков Азербайджана с кемалистами, однако затем автор переходит к главному «блюду» – якобы имевшим место со стороны руководства Советской Армении (в частности, наркома иностранных дел А. Бекзадяна) попыткам подвергнуть этот договор ревизии. А чуть позже на этом же ресурсе появляется статья, подписанная Яной Вернер, основная суть которой сводится к призыву, адресованному армянской элите, осознать, что «советизация Армении спасла их страну [Армению] и расширила территорию по сравнению с тем, что она имела бы, не вступи Красная Армия на территорию этой страны».
Как известно, Армения и армянский народ попали в 1920-1921 гг. в исключительно сложное положение, оказавшись между большевистским «молотом» и кемалистской «наковальней». Пока ушедшая в 1918 году с Кавказа и охваченная Гражданской войной Россия была далеко, у армянских руководителей (как, впрочем, и у их грузинских и азербайджанских коллег) не было иного выхода, кроме как обивать пороги «высоких кабинетов» в Лондоне, Париже, Вашингтоне и Нью-Йорке. Разумеется, армянские дипломаты и тем более деятели национального движения не были столь же искушены в циничных интригах, как их американские и европейские контрагенты. Они, скорее всего, даже представить себе не могли, что Севрский договор, на который возлагалось столько надежд, мог рассматриваться Западом в качестве средства приглашения кемалистов к «конструктивному диалогу» (см.: Д. Оганян. Иллюзии Севрского договора, в кн.: «Стереотипы армянской историографии». Ер. 2010). И, тем не менее, как только к 1920 году явственно обозначилась перспектива возвращения новой, уже Советской России на Кавказ, власти независимой Армении предлагают ей вступить в переговоры (телеграмма А. Оганджаняна Г. Чичерину, 4 мая 1920 г.).
Однако «миссия Шанта» закончилась неудачей вследствие протестов непримиримых кавказских большевиков и начавшегося форсированного сближения с кемалистской Турцией. При том, что отношения Москвы с ангорским правительством вовсе не были идиллическими, имели место тайные переговоры с лидером турецкого национального движения Кемаль-пашой относительно использования в ходе советизации Армении турецких войск. За возможное содействие ему была обещана военная помощь против англичан. В ходе армяно-турецкой войны 1920 года, завершившейся советизацией Армении, в Москве заняли скорее выжидательную позицию. «Если Александрополь будет взят, наиболее вероятной считаю комбинацию о максимальных требованиях… во всяком случае, придется действовать по обстановке. Все зависит от того, какую позицию займут турки в связи с переговорами с Антантой…» (из телеграммы И. Сталина Г. Чичерину, 8 ноября 1920 г.) «…Возможно, что с Арменией уже опоздали, т.е. ее скушает Кемаль раньше, чем мы подоспеем…» (из телеграммы И. Сталина В. Ленину, 15 ноября 1920 г.).
Количество жителей Армении, только убитых и умерших от голода в ходе турецкой оккупации 1920 года, превысило 160 тыс. чел. По далеко не полным данным, было увезено и уничтожено армянского имущества и ценностей на 19.743.680 руб. золотом (сведения от учревкомов о зверствах и убытках, причиненных турецким командованием Армении. 1921 г.). Впоследствии ситуация осложнялась авантюристическими действиями представителей Армревкома «первого призыва», зверства которых не остались без внимания даже со стороны Кавбюро ЦК РКП (б). «По сообщению многих товарищей, в районе Ваших действий производятся бессмысленные расстрелы, расстреливают пленных и т.д. Категорически настаиваю быть сугубо осторожным и ни в коем случае не трогать пленных, и вообще я считаю совершенно недопустимым метод террора, сплошного запугивания населения…» (из телеграммы Г. Орджоникидзе Г. Атарбекову, 18 марта 1921 г.).
Одержимость некоторых большевистских лидеров идеей экспорта «мировой революции» на мусульманский Восток, столь дорого обошедшаяся армянскому народу, была весьма грамотно использована турецкими националистами в целях укрепления своего финансового положения и военной мощи.
«Турецкая делегация заявила, что имеет императивный мандат заключить письменное, а не устное соглашение об оказании нами помощи оружием и золотом. Раньше она об этом не упоминала, и, вспоминая все разговоры и переговоры с ней, я убежден, что она это придумала теперь. Названная турками сумма в 150.000.000 рублей золотом есть, несомненно, запрос восточных людей. В прошлом году Бекир-Сами настаивал на 8.000.000 рублей. Центральный Комитет согласился выдать 7.000.000 рублей золотом… Ввиду того, что оружия мы можем дать очень мало, они настаивают на выдаче большой суммы золотом, чтобы они сами могли приобрести оружие. Этот пункт играет по существу громадную роль, ибо сближение с нами дает туркам очень мало реального, если мы им не помогаем таким ощутительным образом. Если им не помочь, они могут фактически увидеть себя вынужденными изменить свою политику… (выделено мною. – Авт.) (из телеграммы Чичерина Сталину, 10 марта 1921 г.). Под изменением политики, очевидно, имеется в виду постепенная переориентация кемалистских политиков и дипломатов на Антанту, что де-факто начало происходить сразу после удовлетворения турецких запросов и заключения Московского и Карсского договоров.
Одновременно явственно обозначается стремление Турции взять на себя «особую роль» в Закавказье, что не могло не тревожить Г. Чичерина, который, согласно Д. Гасанлы, якобы «никак не мог отказаться от политики раздела Турции». Думается, мифические намерения советского министра тут вовсе ни при чем; свою позицию он сам объясняет во многих телеграммах. «…Надо обратить внимание на то, чтобы в договоре с Азербайджаном не было тех невозможных, недопустимых статей, которые оказались в проекте, выработанном турками с Шахтахтинским, где Турция фактически выступала в роли протектора Азербайджана. Турки склонны присваивать себе роль протекторов над мусульманами всех стран. Этому никоим образом не следует потворствовать, и, в особенности, Азербайджан должен самым решительным образом отстаивать свою независимость от всякого рода попыток Турции брать на себя роль покровителей мусульман других стран…» (телеграмма Г. Чичерина Г. Орджоникидзе и М. Орахелашвили, 4 апреля 1921 г.).
Взвешенная позиция Г. Чичерина определялась как знанием истории вопроса, так и соображениями сугубо политического характера. Вряд ли кто-либо сможет утверждать, что у тревоги советского наркома не было серьезных оснований. Очень скоро лозунги о «коммунистическом братстве» и «мировой революции» (которые вряд ли кто-то из «ангорцев» изначально воспринимал всерьез) сменяются традиционным соперничеством в регионе, на этот раз уже Советской России и кемалистской Турции. По замечанию историка и публициста Э. Оганесяна, «братства-то и не намечалось, просто Кемаль Ататюрк водил за нос советских руководителей и при первом же удобном случае нырнул в противоположный лагерь, забрав с собой Армению от Карса до Киликии».
О соответствующих намерениях лидеров новой Турции было известно как минимум за несколько месяцев до заключения Карсского договора, о чем узнаем из беседы Сталина с корреспондентом «Правды».
«…Борьба кемалистов с Антантой и усилившееся на этой почве брожение в колониях Англии, с одной стороны, разгром Врангеля и падение Венизелоса в Греции – с другой, заставили Антанту значительно смягчить свою политику против кемалистов. Разгром Армении кемалистами при абсолютном «нейтралитете» Антанты, слухи о предполагающемся возвращении Турции Фракии и Смирны, слухи о переговорах между кемалистами и султаном, агентом Антанты, и о предполагающемся очищении Константинополя, наконец, затишье на Западном фронте Турции – все это симптом, говорящий о серьезном заигрывании Антанты с кемалистами и о некотором, пожалуй, сдвиге позиции кемалистов вправо…» (И.Сталин. Положение на Кавказе. «Правда», 30.11.1920).
Симптомы наметившегося перехода кемалистов в лагерь Антанты вынуждают большевиков несколько сбалансировать свою позицию уже в процессе подготовки Московского, а затем Карсского договоров. «По договору с турками, уже подписанному, Батум отходит Грузии… Постарайся сильным ударом изгнать турок из Батума, а потом объявить это недоразумением. Инициативу должно взять на себя командование; грузинское правительство должно молчать, остаться в тени…» (из телеграммы И. Сталина Г. Орджоникидзе, 19 марта 1921 г.) Несмотря на то, что за Арменией удается отстоять Александропольский округ, откуда турки эвакуироваться не хотели, в целом «новая граница закавказских республик создает крайне благоприятную стратегическую обстановку для вторжения турок в пределы Закавказья в ущерб обороне Закавказья и его жизненных центров. Оборона Закавказья должна поэтому свестись к обороне подступов к Тифлису и Баку, что вынудит очищение Эриванского и Александропольского уездов и означает для армянского трудового народа новое истребление остатков его…» (докладная записка А. Бекзадяна в Москву, 1921 г.) В статье Джамиля Гасанлы выборочно излагаются фрагменты заявления наркома иностранных дел Советской Армении А. Бекзадяна, развернуто, справедливо и обоснованно указывающего на ущербность положений Московского договора 16 марта 1921 года для интересов представляемой им республики, подчеркивая, что «Нарушение суверенных прав Советской Республики Армении не может быть оправдано указанием на интересы дела революции на Востоке… русская делегация не только считалась с фактом сюзеренных прав Грузии и суверенных прав Азербайджана на ту или другую территорию, но и брала их под свое покровительство и умеряла не в меру разыгравшихся кемалистов…» Что же касается Армении, то этого вовсе не наблюдалось: «...при переговорах с турками русская делегация пренебрегла принципом самоопределения народов, столь торжественно провозглашенным во всех актах и нотах РСФСР, имеющих первостепенное государственное и международное значение» (заявление главы делегации Советской Армении на Московской конференции А. Бекзадяна, 15 апреля 1921 г.)
«А что, собственно, ожидали армяне от Советской России? Того, что она ринется в ненужную для нее войну с Турцией и будет завоевывать для них Карс, Ван, Эрзерум и другие территории?.. Или того, что Москва и Ангора отдадут Армении населенный преимущественно азербайджанцами Нахичевань?..» – вопрошает «Яна Вернер». Исследование или хотя бы упоминание причин – а почему, собственно, сложилась подобная ситуация – остается за рамками ее трогательного пафоса. Ей важно лишний раз подчеркнуть «безальтернативность» авантюристического (несмотря на отдельные нюансы и последующее частичное отрезвление) в целом курса большевиков (включая многих армянских) в 1920 – 1921 гг. Разумеется, история не терпит сослагательного наклонения, и события, наступившие уже совсем скоро, показали истинное отношение кемалистов к недавним якобы «союзникам». Уже в ходе Лозаннской конференции 1923 года «новая Турция» отказалась от большинства своих обязательств по Карсскому договору. Дальнейшие события показывали, что и статьи о торговле тоже остались на бумаге. Очень скоро Турция вернулась к своей традиционной политике по отношению к России. На долгие десятилетия две страны вновь оказались по разные стороны баррикад – как во время Второй мировой войны, так и в период противостояния между блоками НАТО и Варшавского договора.
Советско-турецкое взаимодействие на Южном Кавказе в те далекие годы вполне понятным образом проецируется и на современные российско-турецкие и армяно-турецкие отношения. Главный вывод состоит в том, что каждая страна руководствуется исключительно своими национальными интересами; при этом публичные восторги и заверения относительно общности интересов играют, мягко говоря, второстепенную роль. Это становится очевидным при анализе нынешнего состояния современного российско-турецкого диалога, явно пробуксовывающего после пары лет нескончаемых комплиментов и заверений в «вечной дружбе» (чем не аналогия с событиями 90-летней давности, пусть и с поправкой на изменившиеся условия?). В свою очередь, Армении также необходимо извлечь уроки из событий 1920-1921 гг., чтобы не стать в очередной раз заложницей щедрых, но пустых обещаний со стороны далеких «великих держав».
Безапелляционный тон менее всего уместен при оценке сложных и трагических событий «актуального прошлого». Вряд ли некоторая сомнительная аргументация, содержащаяся в упомянутых выше материалах, будет способствовать укреплению позитивного информационного фона отношений России с государствами Южного Кавказа. Впрочем, по крайней мере, в одном «Яна Вернер» права – в современном мире можно рассчитывать исключительно на себя.
Comment